Эпоха Тель-Амарны

Искусство Тель-Амарны

С искусством Тель-Амарны мы имеем возможность знакомиться благодаря раскопкам в столице фараона Эхнатона, городе Ахетатоне (Тель-Амарна) в центре Египта. Найден царский дворец, с огромным количеством обломков росписей и облицовок стен из цветного фаянса, найдены виллы богачей и вельмож, окруженные прежде садами, от которых в песке остались еще глубокие ямы, заполненные землей с торчащими местами остатками пеньков деревьев. Вскрыт квартал рабочего населения. Город оказался чрезвычайно благоустроенным, с канализацией, ванными и уборными в домах. Но, что особенно важно для нашей темы — это находка мастерских, между прочим, и скульптурных, где найдено большое количество частью еще не законченных художественных произведений.

Так называемая эпоха Тель-Амарны является кратковременным эпизодом в тысячелетней истории развития египетского искусства, она длится около 25 лет (1375-1350 г. до н. э.), охватывая царствования Эхнатона (Аменхотепа IV), его двух зятей Сменхкара (царствовал один год), Тутанхамона (царствовал 6 лет) и Эйе (правил около 3 лет).

В глубочайшей основе искусство этого времени остается верно принципам фронтальности в пластике и плоскостности в живописи и рисунке, смягчая только жесткость линии контуров и стушевывая угловатость. Но в эту основную форму вкладывается новое содержание, до некоторой степени обусловленное личным вкусом Эхнатона, несомненно, чрезвычайно сильной личности, хотя и проявлявшейся в совершенно ином направлении, чем мы привыкли видеть у его предшественников. Столь сильное влияние личности не должно нас удивлять в данном случае: искусство Тель-Амарны придворно, и, в пределах этого замкнутого круга, вкусы фараона, его естественного центра, должны были иметь иногда решающее значение.

Если искусство предыдущих эпох создавало типы (даже портретные головы 12-ой династии сидят на плечах типичных, а не индивидуальных царских фигур), то искусство Тель-Амарны на первый план выдвигает личность. Мы впервые в истории мирового искусства получаем право говорить об индивидуализме, как характерной черте эпохи. Впервые фараон является народу не как сын солнечного бога, недосягаемое земное воплощение его, но как человек, со всеми проявлениями такового. Мы видим его в кругу семьи, он и царица играют с детьми, царица ласкает и пестует своих маленьких дочерей, фараон возносит всей семьей молитву солнечному диску, своему богу, которого он попытался поставить на место фиванского бога Амона, царица умащает плечи царя или подставляет руку под струю благовоний, которые фараон выливает из флакона (чеканные изображения на тронном кресле и на золотом ларце Тутанхамона); вместо торжественной позы царских изображений предыдущих эпох, мы видим царя, стоящего и опирающегося небрежно на посох в саду, царица протягивает ему понюхать букет цветов, легкий ветер играет лентами царского одеяния. Две маленькие царевны, сидя у ног родителей (роспись Оксфордского музея) на мягких подушках, обнимают друг друга, и одна из них, обернувшись в пол оборота назад, берет сестру за подбородок тонкими, необычайно-длинными, изогнутыми пальцами; характерно, что на ноге царевны, обращенной к зрителю, тщательно обозначены все пальцы, — правдивость в изображении видимого, разрыв с условностями, поскольку это возможно было в пределах железного канона — вот основное задание этого искусства. Прекрасны эти росписи и по краскам: на желто-розовом теплом фоне стены мягко выделяются тонко-очерченные золотисто-смуглые тела девочек, с их странными удлиненными черепами, до сих пор еще остающимися не вполне решенной загадкой для исследователей. Мы видом царя и царицу у смертного одра старшей дочери, — царь утешает громко рыдающую царицу. И это является новой чертой — такое вынесение наружу самых интимных душевных переживаний. Только благодаря Тель-Амарнскому искусству, становится возможно появление такого удивительного рельефа, как погребальная сцена из Мемфиса, полная жизни и движения; мы видим здесь слуг, строящих кущи и сени и попутно состязающихся с плакальщицами в необузданных проявлениях горя, мы можем любоваться процессией вельмож, торжественно-спокойных, или легким жестом оправляющих свой костюм, как делает это один, осторожно ощупывающий серьгу.

В росписях этого времени с чрезвычайной ясностью сказывается еще одно чужеземное влияние, которое мы могли наблюдать за несколько столетий перед тем. Мы подразумеваем крито-микенское искусство, занесенное, вероятно, непосредственно критскими мастерами, привлеченными фараонами к отделке дворцов. Использован старый египетский мотив, — водяные растения и вспархивающие из их зарослей птицы. Но и в сгибающихся перепутанных листьях водяных трав чувствуется тот же обостренный интерес к мгновенным, поверхностным впечатлениям: игра ветра (ленты на упомянутом выше рельефе Эхнатона), легкие тени на теле (дочери Эхнатона), прихотливые изгибы трав, в которых резвится прыгающий теленок, — это все мотивы, раньше в египетском искусстве не встречающиеся в столь ярко выраженном виде.

И не менее оригинально и сильно проявляется новое течение в пластике. Характерно, что эта эпоха яркого индивидуализма впервые позволяет нам вполне осязаемо говорить об отдельных художниках этого времени, и одного из них мы уже знаем по имени — Тутмос, мастерская которого была найдена в Тель-Амарне. Мастерская Тутмоса сохранила нам серию гипсовых масок поражающей жизненной силы и ряд скульптурных произведений, в серии которых надо назвать раскрашенный бюст Нефертити, жены Эхнатона, отличную цветную голову молодого царя, может быть Тутанхамона, прекрасную головку царевны из твердого песчаника, с пустыми глазными впадинами и дугами бровей, которые предполагалось заполнить инкрустацией. Наряду с этими головами и с отличной фигуркой царицы Нефертити из известняка, следует назвать головку царицы Тии, — матери Эхнатона, — из темного дерева, с серьгами из драгоценного металла, найденную в другом месте и при других обстоятельствах, но принадлежащую той же эпохе.

Художник далек от идеализации своих моделей, он спокойно подчеркивает безобразные складки, оттягивающие углы рта немолодой Тии, одутловатый живот и бедра, дряблое тело и тонкие ноги Эхнатона, его бессильно наклоненную вперед голову, с висящим оттянутым вниз подбородком. Он умеет наряду с этим подчеркнуть тонкую красоту Нефертити, головка которой, в ярко-голубом головном уборе, напоминает очертаниями крупный цветок, склонившийся на тонком стебле. Его привлекает не крепкая, здоровая плотскость типов Древнего царства, не сухощавые, озабоченные портреты царей 12-ой династии, с их подчеркнуто-выделанными деталями костей лица, — он ставит перед собой задачу схватить в натуре личное, мгновенное, иногда такие черты, от которые искусство предыдущих эпох отказывалось принципиально; болезненность лица, глубокие тени под глазами, легкую игру теней вокруг полных, грустно-улыбающихся губ статуи фиванского бога Луны, Хонсу, сына Амона, черты которого имеют портретное сходство с Тутанхамоном, умершим в 18 лет, вероятно, от чахотки. И эта же статуя Хонсу, являясь завершением короткой, но блестящей по внутреннему содержанию эпохи Тель-Амарны, вводит нас в искусство последних периодов.

Мы не останавливаемся подробно на прикладном искусстве разобранной эпохи. Оно запечатлено не менее яркими чертами художественного творчества, чем перечисленные нами памятники. Цветные фаянсы, в гамму которых вносится новая красочность мебель, керамика, туалетные принадлежности, сосудики для душистых мазей и притираний из непрозрачного стекла, напоминающие так наз. «финикийское стекло», хорошо известное нам и по раскопкам на юге России, тончайшие изделия египетских ювелиров, хранящиеся в европейских музеях — пополнились инвентарем гробницы Тутанхамона. Развивается мелкая деревянная пластика, которая, при общем росте благосостояния страны, находит большой спрос среди людей среднего достатка, мелких чиновников, жрецов и т. п.

Тутанхамон покинул под давлением влиятельного фиванского жречества и столицу своего тестя и культ Атона, единого бога солнца, и вернулся в Фивы. Приложены были все старания вычеркнуть Тель-Амарнский период из памяти Египта, вернуть мысль и творчество в жесткие рамки освященного религией и обычаем канона. Жречество победило, и немудрено, что вся жизнь позднего Египта запечатлена такой яркой печатью официальной религиозности. Статуя Тутанхамона изображает его в качестве бога Хонсу, сына Фиванского бога Амона, подчеркивая, таким образом, его полное правоверие. Выше было отмечено усиленное храмовое строительство фараонов, начиная с 19-ой династии. Наряду с этим мы видели в области монументального рельефа появление батальных мотивов, изображение осады крепостей, битв. Развивается любовь к изображениям иноземных народностей, мотив, положим, отлично знакомый уже 18-ой династии.