Философия как размышление
Если только мы не допустили неверного истолкования привычек домашних вечеров, то имеем право заключить, что для людей весьма естественно философствовать и что они это делают гораздо чаще, чем представляют себе. Более того, делают гораздо лучше, чем себе представляют, именно потому, что делают это они естественно. Никто не просит их публиковать свои открытия, и поэтому у них нет искушения ограничиваться пошлостью и туманностью официальных заявлений. Они также не отказываются от приобретаемого за деньги комфорта, который кое-как дает им возможность влачить жалкое существование.
Напротив, они пытаются просто сделать свою жизнь осмысленной — это занятие начали они еще в колыбели. Если скорее любители, чем профессионалы, то любители в самом подлинном смысле, поскольку любят понимать. Занимаются философией в ее древней и традиционной форме — в виде размышления.
А что значит размышлять? Это значит группировать разрозненные данные опыта в различные единства, находить сходство и контрасты, улавливать логику, проходящую через все изменения. Восход и заход солнца делают день, а пригоршня таких дней жизнь составляет. И все же в регулярных этих повторах, скучных (так иногда казалось), как тиканье часов, заключен необъятный ряд явлений, которые надо познавать.
Философией насыщены простейшие факты. Люди (это совершенно очевидно) рождаются от себе подобных, воспитываются среди людей и умирают среди них. Устанавливающиеся при этом общественные отношения бывают иногда неустойчивыми, порою ненадежными, а в своих самых крайних проявлениях восхитительными или трагическими. Каждый человек накапливает за время своей жизни какие-то о них знания и составляет разные теории. Таким образом, несмотря на предрассудки и наивность, всякий человек является хотя бы чуточку специалистом по общественным наукам.
Кроме того, люди везде и всегда находятся в определенных отношениях с миром физическим, являющимся тем источником, который дает пищу, одежду, убежище и бесчисленные необходимые другие вещи. На протяжении своей жизни приобретают знания и об этом мире составляют теории. В какой-то степени являются уже специалистами по естественным наукам.
И вот оказывается, что между мирами этими, физическим и общественным, существует взаимодействие. Техника производства продуктов представляет собой в основном проблему естественных наук, а распределение продуктов в основном является проблемой общественных наук. Тем не менее, друг на друга обе оказывают глубокое влияние. Недостатки в сфере распределения могут затормозить развитие техники, а иногда даже развитие это остановить. С другой стороны, недостаток (а иногда огромный успех) в технике может нарушить все общественные отношения. Кризис в любом из этих двух миров порождает кризис в другом; и человеческий род, покоривший теперь атом, повергнут в трепет, зная, что может жить в довольствии и счастье, и также зная, что окончательно может погибнуть.
Поскольку эти два мира в человеке соприкасаются, будучи или во взаимном согласии, или друг другу противореча, то совершенно очевидно, что существует какой-то вид знания, в себя включающий все знание об обществе и знание о физической природе, но вид этот шире, гораздо универсальнее, чем вид знания об обществе и вид знания о природе физической. Будет состоять из утверждений, описывающих весь комплекс отношений, в которых находимся мы, хаос (как это может показаться) кишащих вокруг нас случайностей, которые подталкивают, подгоняют и влекут к нашей судьбе. Этот вид знания будет включать в себя также утверждения, определяющие, к каким целям стремимся или стремиться должны. И, наконец, в нем должны быть утверждения, составляющие генеральный план, по которому должны мы направлять, насколько это в наших силах, весь великий процесс к нашей человеческой цели.
Это переплетение утверждений — их система (или, как мы надеемся, может системой стать) — философия и есть. Ее единственным предметом является Человек и Его Место в Природе. Вокруг этого предмета группируются крупицы знания и теории, именуемые на запутанном языке традиции онтологией, эпистемологией и этикой. Эти слова в их совокупности, вероятно, оглушают слушателя, а означают они только то, что, прежде чем человечество достигнет максимальной безопасности, мы должны будем узнать, что представляет собой мир, как он познается и для каких целей им нужно управлять.
Обобщения должны быть достаточно широкими, чтобы охватить все эти моменты. Самая их широта влечет к абстрактности, как если бы судьба их сводилась к тому, чтобы затмить труды не столь выдающихся, но более живых людей. Это представление частично основано на том факте, что первыми признанными философами были праздные аристократы, а новейшие философы — университетские профессора.
Это представление возникло, как нам кажется, также и благодаря некоторому равнодушному применению философской техники. Мыслитель, демонстрируя свои претензии на то, чтобы быть «созерцателем всех времен и всех существований», абстрагирует какое-либо свойство мира и с высоты этой абстракции бесстрастно обозревает звездный мир. Или же, предпочитая мир малый большому, может показать нам бесконечность у себя на ладони, где ощущение является захватывающим, но форма — довольно странной.
Хотя порицаем, как может показаться, подобные упражнения, на самом деле их знаем и очень любим. Они — двигательная сила размышления и отнюдь не менее активны оттого, что осуществляются без лишнего шума. Несомненно, ученые внимание публики привлекают, так как в движении находятся, в суете даже: в лабораториях у себя трудятся, в микроскопы смотрят, в пробирки заглядывают и орудуют с изящной смелостью с агрессивными веществами. Философы куда более спокойный народ. Сидят в своих креслах, а то и просто в постелях лежат.
Таковы традиционные привычки философа; думается, однако, что имеются моменты каждому знакомые, когда в жизни каждого проявляется это событие. То настроение, которое иногда на человека находит и выражается словами: «Ради чего это все? Что делаю я здесь?» отличается только по точности формулировки от знаменитых вопросов Канта: «Что знать могу? Что делать должен? На что надеяться могу?»
Это действительно философское настроение, в которое, как это бывает у многих, проникают обрывки плохо усвоенных проповедей, педагогических притч и изречений, взятых из календаря. Но подлинное содержание состоит из различных догадок, которые подсказаны опытом и которые бывают проницательными благодаря природной рассудительности. Именно это придает такую жизненность и содержательность народным поговоркам и дает всем возможность надеяться, что мир, который его ученые явно не в состоянии спасти, будет спасен его народом.
