Философия как руководство
«Спасен своим народом» — эта фраза дает основание полагать, что философия есть нечто большее, чем размышление. Ведь если народ, населяющий мир, собирается спасти его при помощи некой присущей народу мудрости, то люди должны философствовать с целью, определить направление своих действий. Таким образом, философия дает практике зрение, а практика снабжает ее сведениями.
То, что философия является руководством жизни — старая похвальба, к которой прибегают не только философы. Это звучит настолько внушительно, что с этим можно согласиться, и это могут изрекать люди, жизнь которых не направлена явно к этой цели. И все же тезис, выдвинутый лучшими умами Афин и освященный страданиями Спинозы, не будет особенно замаран, если будет недостойно использоваться.
Есть основания полагать, например, что философы-цари, пожалуй, слишком аристократично обрисованные Платоном, представляют собой, в конечном счете, историческую необходимость. Они будут не царями, а содружеством компетентных лиц, привыкших разрешать проблемы на основе общих принципов. Они появятся в том недалеком будущем, когда человеческие знания, уже не растрачиваемые на откорм избранной верхушки, доставят сокровища в каждый дом.
Тем временем философии нужно сделать некоторые усилия для того, чтобы ее ценность была признана. Частично эта ценность, как я полагаю, уже отмечена в изречении Горация:
«В трудных обстоятельствах сохраняй рассудок».
Но спокойствие во время сумятицы и мужество при утрате представляют собой в основном личные атрибуты. Теперь же, когда каждому известно, насколько всякая жизнь связана с другими, насколько невозможно жить самому по себе, философия снова становится руководством к общественному действию.
Для подобного применения она подходит по самой своей сущности. Эта сущность, которая выражается в том, что мы назвали «Человек и Его Место в Природе», является также и сущностью политики, так как политическое поведение человека представляет собой просто его усилия определить посредством конфликта или посредством согласия, каково должно быть его место в природе. Для этой огромной темы нет ни соответствующей науки, ни комбинации наук, так как их обобщения слишком малы. Также недостаточно искусство или комбинация искусств, так как их мастерства хватает лишь для управления сегментами целого. Умение обсуждать (в той мере, в какой это возможно) все вещи и все отношения, данное и желаемое, средства и цель является достоянием одной лишь философии.
Если бы философия не могла претендовать на руководство по праву содержания, то она все равно получила бы это руководство посредством уступок. Науки в течение многих лет одинаково подробно трактовали как то, что не относится к ним, так и то, что к ним относится. Они утверждают, например, причем совершенно ложно, что не имеют никакого отношения к этике. Естественные науки утверждают, что к политике они отношения не имеют, — эту иллюзию, по-видимому, не в состоянии уничтожить даже водородная бомба. Что же касается общественных наук, то они, боясь приютить опасное знание, начинают изъясняться так, как если бы они вообще не обладали никакими знаниями.
История, однако, не оставит не сделанным то, что ученые не желают делать. Несмотря на несомненную возможность, представляется невероятным, что человечество допустит, чтобы наука осуществила всеобщее уничтожение. Сделав невозможным использование науки в целях уничтожения людей, человечество выработает такую теорию и практику, которые обеспечат использование науки исключительно на благо человечества. Теория и практика, возникшие подобным образом, ознаменуют переход от философии воинственной к философии победоносной. Не предполагается, что профессиональные философы, такие, какими мы их знаем сейчас, будут в состоянии добиться этого, но можно утверждать, что это будет достигнуто и что людей, которые достигнут этого, можно называть философами.