Во всех странах жрецы всегда внушали, что неверие в богов разрушает нравственность, основанную на религии.
В 4-м тысячелетии до нашей эры между Тигром и Евфратом в обширной низменности возникло рабовладельческое государство шумер. Там жрецы рассказывали, что владычица небес, прекраснейшая из богинь Инанна, у бога мудрости Энки, своего праотца, пребывающего в водной бездне, выпросила сто «ме» — правил поведения и божественных законов. Энки приказал соорудить для богини ладью небесную и нагрузил ее законами. Бог солнца Уту стал наблюдать за тем, как следуют люди моральным предписаниям.
Боги Уту и Инанна. Барельеф.
В Древней Индии верили, что в человеке находится дух Варуна. Он знает все, о чем люди думают. У духа есть зубы, которыми он грызет людей, когда они поступают неправильно.
В Древней Греции передовые философы учили, что источник нравственного начала не в вере в духов или богов. Эсхил как сторонник этих мыслителей доказывал, что представления о справедливости, доброте, человеколюбии исходили не от олимпийцев, а от Прометея.
Мораль — людские правила поведения, нормы их общежития — нельзя отождествлять с религией — верой в сверхъестественные силы и их почитание. Мораль возникала как осознание правил, регулирующих труд и распределение пищи, как представление о желательном и нежелательном, добре и зле. На протяжении тысячелетий формировались основные правила человеческого общежития. Они передавались из поколения в поколение, закреплялись в пословицах. Так, например, жители Африки говорили: «Длинная стрела в колчане не помещается» (не нужно над соплеменниками возвышаться), «Если говоришь ночью, что ты красив, не забывай, что тебя днем увидят люди» (будь правдив).
Основой первобытной морали был коллективный труд. Чарлз Дарвин в собственной книге «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле ,,Бигль“» повествует, что наблюдал, как житель Огненной Земли разрывал на одинаковые полоски принесенное ему в дар одеяло из шерсти, с целью разделения его по всем своим сородичам. Этим людям был чужд индивидуализм. Слова «я», «мое» возникли позже слов «мы», «наше». Единственное число появилось позже, чем множественное.
Образ Прометея, возникший в доклассовом обществе, был чужд эгоизма и себялюбия. Вызывает уважение его бескорыстная любовь к людям, способность идти на подвиг ради их спасения, не страшась ожидаемой кары. Самопожертвование Прометея несло в себе моральный урок людям.
Древние греки высоко оценили нравственное значение подвига Прометея. Басни о нем были приписаны Эзопу, фригийскому рабу из Малой Азии, якобы жившему в VI веке до нашей эры. Неизвестно, существовал ли Эзоп, или это фольклорный образ, олицетворяющий житейский опыт. Дельфийские жрецы погубили баснописца, высмеивающего их жадность и тунеядство. Жрецы обвинили Эзопа в похищении золотой чаши, которую сами же подбросили ему. По одним сведениям. Эзопа побили камнями, а по другим — сбросили со скалы.
В одной из басен Эзопа рассказывается, что вылепив людей, Прометей, повесил на плечи каждому две сумы: первую — с чужими пороками, вторую — с собственными пороками. Суму с пороками собственными он поместил за спину, с чужими же — спереди. Поэтому чужие пороки сразу бросаются людям в глаза, а свои собственные они не видят.
Пробуждение у человека звериных инстинктов объясняли тем, что Прометей, когда создавал его из глины, примешал к ней частицы различных животных.
В коллективном труде были подавлены звериные инстинкты, когда пища совместно добывалась и распределялась. В первобытной общине держались общая связь, непосредственно само общество, дисциплина труда, трудовой распорядок силой привычки, традиции, авторитетом, которым пользовалась женщина. Она устанавливала первые нормы нравственности, воспитывающие уважение к старшим, любовь к детям.
Гесиод считал Прометея виновником морального упадка человеческого общества, относился к похищению титаном огня как к дерзкой краже, заслуживающей наказания. Но когда возникал прометеевский миф, похищение не было безнравственным поступком. Понятие об аморальности кражи сложилось только тогда, когда появились частная собственность, имущественное неравенство и антагонизм между богатыми и бедными.
Переход от дикости и варварства к цивилизации был необходимым и полезным явлением, но он принес людям и много зла, и прежде всего — порабощение человека человеком. После того как Прометей освободился от оков, он надел на себя знак рабства — венец из ивовых прутьев, из которых делали веревки для связывания непокорных рабов.
Древние греки рассказывали такую сказку. Много тысяч лет назад заспорили знатные заказчики с гончарами, почему у одних много золота и серебра, а у других ничего нет. Богатые заказчики уверяли, что люди, когда рождаются, получают души, состоящие из трех частей — разума, воли и низших страстей. У кого преобладает мудрость, тот становится правителем, у кого мужество — воином, а у кого умеренность — ремесленником и земледельцем. Боги примешивают к душам будущих богачей много золота и серебра, а к душам бедняков — много меди. Гончары говорили, что эти вымыслы выгодны только богатым и знатным. Разделение людей на богатых и бедных произошло по вине дурня Эпиметея, брата Прометея. Эпиметей роздал все богатства зверям, восхищаясь их косматыми шкурами. Узнав об этом, Прометей принес бедным людям огонь и научил их разным ремеслам. Звери превратились в богачей, лентяев, а бедняки — в добрых тружеников.
В Древнем Риме Прометея обвиняли в том, что человек ведет постоянные войны, так как первая война будто бы возникла потому, что титаны напали на Зевса, желая свергнуть его власть. Но согласно мифу о Прометее, он был против войны с олимпийскими божествами и не участвовал в ней. Царь богов несколько раз пытался истребить род человеческий, а Прометей спасал его от гибели. Зевс с помощью всемирного потопа погубил всех людей, но после него дети Прометея бросали себе за спину камни, которые превращались в новых людей.
Платон утверждал, что совесть люди получили от Зевса, а не от Прометея, потому что он якобы побоялся проникнуть за ней в чертоги царя богов. Но когда возникла олимпийская мифология, у древних греков не было понятия «совесть». Даже «Илиада» и «Одиссея» еще не знали слова «совесть».
Древние греки боялись эриний (у римлян — фурий) — хранительниц морали материнского рода. Эринии наказывают людей за преступления против родителей. Быстроногие эринии — мстительные старухи в темных одеяниях, со змеями в волосах, с пылающими факелами в руках — неукротимо преследуют свои жертвы, внушая им неописуемый страх перед ожидающими их наказаниями.
В Древней Греции по мере распространения свободомыслия исчезала вера в эриний и стало развиваться представление о совести. В трагедии «Орест» Еврипида, жившего в V веке до нашей эры, героя, убившего свою мать, мучают уже не эринии, посылаемые богами в наказание, а укоры совести. На вопрос, что за печаль удручает Ореста, он отвечает: сознание, что совершил ужасное преступление.
Великий трагик Еврипид призывал не верить в существование богов:
На небе боги есть… Так говорят!..
Нет! Нет! Их нет! И у кого крупица
Хотя бы есть ума, не станет верить
Сказаньям старым…
Русское слово «совесть» происходит от слова «co-ведение», то есть знание человека о своих поступках, «со-знание» их. Разум помогает человеку руководствоваться в выборе и оценке своих намерений и поступков: «Без разума совесть слепа». Совесть — нравственный самоконтроль личности, способность оценивать свои поступки и намерения, сравнивать их с требованиями общества. В результате такой самооценки возникает чувство стыда или нравственного удовлетворения. Слова «стыдно» и «совестно» равнозначны. «Как тебе не совестно?», «Как тебе не стыдно?» — эти вопросы тождественны. Народ давно отметил связь совести со стыдом: «В ком стыд, в том и совесть».
Английский поэт Джордж Байрон (1788— 1824) назвал Прометея «пророком добра», пробуждающим совесть.
В капиталистических странах религиозные наставники молодежи проповедуют, что, по мере того как Прометей входит через широко открытые двери в дома людей, мораль вылетает в окно. В основе таких суждений лежит ложное истолкование образа Прометея, олицетворяющего науку и технику, как якобы лишенного нравственного начала.
Науку нередко отделяют от морали потому, что под наукой понимают только частные вопросы естествознания, вне их философского значения. Однако когда философия возникала, она уже тогда была связана с зачатками естественных наук и этикой. Наука систематизировала знания о природе и обществе, которые включают и философскую науку о нравственности.
Между научным и нравственным сознанием людей не должно быть антагонизма, так как наука существует не для самой себя, а для человека. Она по своей природе человечна, обладает неограниченными возможностями творить добро. «Наука должна служить только добру», — писал Жюль Верн. Она обладает нравственной силой, обогащает людей материально и нравственно. Подлинно научному, а значит, верному отражению в сознании человека окружающего мира наиболее соответствуют истинные нравственные убеждения.
Поиски научной истины, страстная любовь к знаниям таят в себе нечто глубоко нравственное, способствуют воспитанию высоких моральных качеств человека. Наука и техника не оторваны от морали. Народ, живущий в обществе, свободном от волчьих законов, создал свою мораль. Она включает в себя все лучшее, что выработали народные массы в многовековой борьбе с гнетом эксплуатации и насилием, в борьбе за свободу, за освобождение общества от различных пороков. С давних времен люди почитали трудолюбие и честность, которые прославлял Эсхил в трагедии о Прометее. Нашей морали, содержащей правила социалистического общежития, дорога высшая доблесть человеческого духа, воплощенная в призывах Прометея к справедливости и свободе, к победе добра над злом.