Познание сверхъестественного
Понятие о сверхъестественном уже не пользуется особенно высокой репутацией. Все мы время от времени избавлялись от его различных частей — от деда-мороза, от духов или от ведьм. В современном мышлении оно подвергалось ужасающей критике, и можно не сомневаться, что именно поэтому философы обычно разрешают себе только лишь тот крошечный кусочек его, который скрывается под термином «сознание».
Имеется три рода доказательств того, что не существует сверхъестественного порядка. Они, разумеется, не дают наглядного доказательства невозможности сверхъестественных явлений, но делают их существование весьма сомнительным. Когда наступает время решить этот вопрос, вам приходится выбирать между этими сомнениями и простой возможностью того, что эти сомнения не обоснованы.
1. Если сверхъестественное существует, то оно должно быть в какой-то степени познаваемо, в противном случае мы не можем знать о его существовании. Если оно познаваемо, то познание его будет соотноситься с другим познанием, которым мы располагаем. Иными словами, познание сверхъестественного будет необходимо для завершения нашего представления о мире и видоизменит наше знание о естественном.
В таком случае весьма странно, что наука, являющаяся образцом человеческого познания, никогда не прибегает к сверхъестественному. В обычном учебнике физики вы ничего не найдете о боге. В обычном учебнике психологии вы ничего не найдете о душе. В науке нигде нельзя найти сонм традиционных сверхъестественных существ — богов, ангелов, демонов и духов всех степеней.
Напротив, науки, по-видимому, развивались по мере того, как оставляли сверхъестественное среди туманной мглы и магии, где теряется их происхождение. Возьмите любое из великих научных обобщений, например относительность, эволюцию или тяготение, и добавьте какую-либо подходящую доктрину о сверхъестественном. Потом спросите себя, объясняет ли добавленная доктрина что-либо, что уже не было бы объяснено обобщением. Вы увидите, что нет. В науке сверхъестественное всегда является излишним багажом, который вы можете таскать с собой для пущей важности, но который ни для чего больше вам не нужен.
2. Весьма трудно установить точно, что содержит в себе сверхъестественное, если оно существует. С естественным миром можно войти в соприкосновение посредством чувственного опыта и научного метода, но к сверхъестественному ни один из них не дает никакого доступа. Логика, оторванная от научного метода, тоже, по-видимому, не очень-то помогает; она может лишь обеспечить непротиворечивость различных элементов, входящих в предполагаемое содержание сверхъестественного.
Возможно, что именно поэтому мистики, самые правоверные географы этой области, совершенно отвергают логику. Они предпочитают выносить свои суждения с помощью внутреннего ока, которое видит то, что оно видит, и претендует на множество прекрасных видений. Но вера подобного рода покупается ценой рациональных идей. Вот почему возрастает подозрение, что сверхъестественное — это мир фантазии и эмоций, мир «грез», которые проходят перед полузакрытыми глазами. Это мир, который мог бы быть, но ему не удается полностью убедить нас в своем существовании.
3. Имеется много оснований полагать, что вера в сверхъестественное основывается не на доказательстве, а на социальных условиях. Предположим, например, что наши ученые заявили бы: «Мы считаем, что существует только такая вселенная, которую описывает наука». И предположим, что, разрабатывая дальше следствия этого представления, они заявили бы: «Поэтому мы считаем, что нет ни богов, ни демонов, ни бессмертных душ, ни воскресения тел, ни воздаяния за нынешние страдания в последующей жизни».
Предположим все это, и вы вскоре увидите, что случится очень многое, не говоря уже о том, что ученые подвергнутся ожесточенной травле и потеряют работу. Множество людей сознает, что если вселенная действительно такова, то жизнь бедна, трудна и тщетна. Для миллионов людей бог является всем, чем не является земной хозяин: добрым, справедливым и свободным от ханжества. Для миллионов людей человеческое бессмертие — это надежда на успех в божественной экономике, более рациональной и более справедливой, чем любая из известных им.
Даже тот факт, что научная картина вселенной ведет к угасанию некоторых человеческих надежд, составляет огромную разницу с ранее господствовавшими представлениями о вселенной. Во мраке этого угасания (временного, как и все подобные затмения) ужасные потрясения будут колебать структуру общества. Ведь люди, убедившись в том, что они могут обладать чем-то лишь здесь и теперь — это их единственный шанс, однократное путешествие во времени и пространстве, будут стремиться сделать это путешествие радостным, этот шанс успешным, это «здесь» и «теперь» исполненными всякого возможного блаженства. Не имея опоры в виде сверхъестественной силы, они станут искать силу друг в друге и покончат с распрями, которые, разделяя их, разделяют также и их таланты. А если они сами появились на свет слишком рано, чтобы насладиться этими плодами, то они охотно согласятся получить их для своих детей.
Давайте объединим все эти предсказания в одном примере. Предположим, что возможно продлить физическую жизнь до бесконечности с помощью медицинского обслуживания, хорошего питания и отсутствия волнений. Станет ли человек, имеющий в своем распоряжении такие средства для этой цели, отказываться от всех них ради бессмертия, которое ему обещают различные религии? Разумеется, нет. Подавляющее большинство людей и так пытается прожить по возможности дольше и использует для этого все доступные средства.
В этом, как и в других отношениях, люди используют здешнюю жизнь и настоящее время для того, чтобы сохранить здешнюю жизнь и настоящее время. Их обращения к сверхъестественному, совершенно очевидно, являются последним прибежищем. Они все до одного похожи на ту старую даму, которая во время ужасного шторма, услышав от капитана, что остается только молиться, воскликнула: «Боже мой, неужели дело уже так плохо?»
Вряд ли можно сомневаться в том, что люди стали бы делать, если были бы они совершенно убеждены, что нет другой вселенной, кроме вселенной пространства и времени. Но в своей борьбе за превращение вселенной в цветущий сад, где можно было бы уже теперь собирать плоды, они столкнулись бы с некоторыми другими людьми, целью которых является сохранить все плоды за собой. Это были бы (и есть) эксплуататоры и спекулянты, картелисты и колониальные магнаты, образ жизни которых давным-давно представляет собой систему кражи, усовершенствованную при помощи убийства.
Предположим, что еще до момента столкновения большинство скажет этим немногим: «Мы убеждены, что обладаем только одной жизнью, только в этом мире. Разделите поэтому с нами труд и его плоды, и пусть все мы будем счастливы». Как может меньшинство по совести отклонить столь справедливое требование? Предположим теперь, что большинство, вместо того чтобы стоять на научных позициях, скажет: «Мы убеждены, что люди обладают двумя жизнями в таком же количестве миров. Мы признаем, что в одной из этих жизней и в одном из этих миров люди должны трудиться, не будучи особенно счастливы, в то время как в другом — они будут счастливы, и не будут трудиться. Тем не менее, мы все же считаем, что вы должны в большей степени делиться с нами земными благами».
Разве не может меньшинство ответить и разве оно не отвечало так уже на протяжении нескольких веков: «Вам в конечном счете жаловаться не на что. Вы получите на том свете за страдания свои воздаяние, а вы тем временем в подтверждение заслуг своих на нас должны трудиться честно».
Совершенно очевидно, что как с точки зрения этики, так и с точки зрения пропаганды эксплуататоры находят гораздо более сильную опору во второй философии, чем в первой. Сверхъестественное так же необходимо им, как воздух, которым они дышат: это одно из самых мощных их орудий для предотвращения восстания. Их удивительное внимание к религии не является, как это может показаться, раскаянием на смертном одре. Это попытка избежать смертного одра и сделать раскаяние ненужным.
Мы имеем право заключить, что понятие сверхъестественное не совсем научное, а философская иллюзия. Нельзя это понятие уничтожить окончательно только одной критикой, и до тех пор будет жить оно, пока в нем сохранится потребность социальная. В случае же исчезновения этой потребности, сверхъестественное так же отомрет, как и государство.