Разум и бытие

Ответы на незаданный вопрос, про разум и бытие были получены. Если не считать негативного ответа софистов: аутентичное познание бытия вообще невозможно, последовавшие ответы содержали новое представление о тождественности и не тождественности. Мы сейчас рассмотрим это новое представление. Заметим только, что и гераклито-элейская коллизия, и попытки ее решения включали тесно связанные с представлением о бытии гносеологические проблемы. Вопрос об отношении разума и бытия вовсе не был, как это иногда утверждают, содержанием нового периода, начатого Сократом. Разум и бытие, гносеология и онтология в сущности никогда не отходили друг от друга радикальным образом во всей истории науки и философии. Поиски тождественного себе субстрата мироздания вытекали из идентифицирующей функции рассудка; поиски мирового процесса, многообразия в мире — из того, что отличает разум от рассудка, из индивидуализирующей функции разума. Диалог между «un» и «le» шел в гносеологии и проецировался в онтологию. Классический рационализм в лице Декарта искал в природе объективную гармонию, которая бы соответствовала ясности разума (он находил ее в схеме движущихся частей гомогенной, неотличимой от пространства материи). Он искал и свойственную разуму отчетливость, пытаясь индивидуализировать элементы бытия. Но уже в античные времена существовал ряд попыток найти объективный эквивалент разума, объективное ratio мира вне гераклито-элейской коллизии. К их числу принадлежали и атомистика Демокрита, и философия Платона, и система Аристотеля. Эти школы можно рассматривать как основные попытки выхода из коллизии тождественности и многообразия и, вместе с тем, как основные пути сближения разума и бытия, онтологизации рационализма. Судьба указанных попыток была различной, предложенные пути разделились на более узкие тропинки, из которых многие оборвались, оказавшись тупиками. Но основные направления сохранились.

Атомистика Демокрита заменила абсолютную тождественность субстанции иной, более гибкой тождественностью. У элеатов движение, изменение, многообразие полностью иллюзорно, речь идет о неизменном субстрате отсутствующих нулевых изменений, о тривиальной себе-тождественности. У Левкиппа и Демокрита, по существу, появляется понятие нетривиальной себе-тождественности: субъект обладает различными, исключающими один другого предикатами и, тем не менее, остается тождественным самому себе. Атом в различные моменты имеет различные положения в пространстве, но это тот же самый атом. Если объединить положения и моменты в одном понятии мировой точки, т. е. пространственно-семенной локализации, то движение атома представит собой непрерывный ряд несовпадающих пространственно-временных локализаций, несовпадающих мировых точек. Если ограничиться пространством, то движение атома — непрерывный ряд несовпадающих положений. В каждый данный момент атом обладает одним реальным положением и бесконечным множеством эвентуальных, образующих пространство, демокритово «небытие». Мир распадается на «бытие» и «небытие». Тождественные себе атомы, обладающие субстанциальными, неизменными предикатами, сохраняющимися при изменении пространственного положения, образуют демокритово «бытие». Изменяющиеся реальные и эвентуальные положения атомов — это демокритово «небытие», пустое пространство.

Каковы же неизменные предикаты «бытия»? Какие предикаты позволяют идентифицировать атом, узнать его в другой точке, гарантировать его себе-тождественность? Можно отождествить атом, находившийся в одной точке, с атомом, появившимся в другой точке, если переход из одной точки в другую был однозначно определен, закономерен. Генезис атомистики совпал с генезисом убеждения в детерминированности движения, в существовании того или иного закона, связывающего одно пространственное положение атома с другим, позволяющего предвидеть дальнейшее движение атома. Последующее развитие науки было в значительной мере серией ответов на вопрос о характере подобных законов. Каждый из них выражается в сохранении некоторого предиката. При движении атома меняется его положение, т. е. расстояния от других атомов, меняется время, меняется локализация атома в пространстве и во времени, мировая точка атома. Но в каждой точке сохраняется скорость, т. е. отношение эвентуального пространства, которое предстоит пройти атому, к эвентуальному времени. Если меняется скорость, то действует другой закон, сохраняется ускорение. Если меняется ускорение, то сохраняется масса атома и т. д. Эти сохраняющиеся величины определяют некоторую эвентуальную мировую линию частицы, т. е. совокупность ее мировых точек, ее пространственно-временных локализаций. Частица отличается от своей пространственно-временной локализации, потому что она обладает скоростью, энергией, массой, зарядом… Но все эти предикаты можно определить через эвентуальные мировые линии частицы, и они теряют смысл без пространственно-временного континуума, без «небытия». Мы видели, с другой стороны, что и «небытие» представляет собой совокупность эвентуальных меняющихся предикатов бытия; пространство входит в физическую картину мира как совокупность эвентуальных положений атома.

Здесь следует остановиться и отложить на некоторое время дальнейший анализ «бытия» в его отличии от «небытия» и в его связи с «небытием». Мы и так забежали далеко вперед и почти приписали Демокриту и Эпикуру понятия, которые появились через две тысячи и больше лет, вплоть до мировых точек и мировых линий. Нужно сказать, что в подобном сближении нет ни грамма произвольной модернизации. Историческое бытие идеи определяется ее эвентуальным развитием, так же как физическое бытие частицы включает ее эвентуальную мировую линию. В данном случае речь идет не о сближении позитивного содержания античной атомистики с позитивным содержанием идей современной науки, а о вопросе, прозвучавшем за две тысячи лет до ответа, тоже неокончательного, пере адресующего вопрос дальше, следующим векам…

В этом смысле античная атомистика была прообразом рационализма — нерасчлененным прообразом, где сливались и переходили друг в друга мотивы, которые позже дифференцировались, но сохранили смою генетическую и логическую связь. Мир движущихся атомов постижим разумом, разум идентифицирует эмпирические впечатления, группирует их в классы, вводит общие понятия, в которых тонут индивидуальные различия. Постижение мира невозможно без такой идентификации, вводящей порядок в хаос непосредственных впечатлений. Но в этой идентифицирующей и упорядочивающей функции разум еще не выходит за пределы того, что в XIX в. было названо рассудком. Разум в собственном смысле, в своей несводимой к рассудку функции, учитывает индивидуальные различия, которые ломают и деформируют старые отождествления и разграничения, модифицируют старые понятия и делают рационализм неотделимым от его сенсуалистического аккомпанемента. Эта сложная структура реального и постигающего реальность, рационализма уже содержится в основном образе античной атомистики — в образе атома, движущегося, но остающегося тождественным себе.

Присмотримся несколько ближе к представлению о пространстве как о совокупности эвентуальных положении атомов. Платон в «Софистах» говорит, что «каждая вещь есть то, что она есть и не есть то, что она не есть». Такая формула, по словам Бергсона, означает множественность элементов бытия (il y a non seulement etre, mais otres). Она действительно включает отрицание других элементов бытия при определении данного и, соответственно, отрицание данного объекта при указании на другие. Как у Спинозы: determinalio est negatio. Но здесь есть и более тонкая мысль, связанная с нетривиальной себе-тождественностью атома. Пространственное определенно данного объекта (в данном случае атома) включает ого ограничение, ссылку на те точки пространства, где атома теперь нет. Но это — ссылка не на абсолютное ничто, а на некоторое ничто, которое может стать чем-то, предикатом атома. Из понятий движения вытекает трактовка пустого пространства как незанятых сейчас, но эвентуально способных быть заполненными пространственных предикатов. Пространственная точка (вернее, пространственный объем), это пространственное определение атома «здесь» без временного определения «сейчас». Атом здесь, но он пребывает здесь не теперь.

Подобное представление о пространстве как о многообразии эвентуальных положений атома позволяет рассматривать небытие как нечто реальное, как элемент картины мира, как нечто гарантирующее реальность движения, изменения, многообразия в природе.

Тем самым мысль становится содержательной, рационализм (в его ранней, зачаточной форме) — онтологическим. Теперь, когда рационализм принял форму неклассической науки, нам легко утверждать, что мыслить о предмете — значит повторять некоторое определение, не мыслить о предмете — значит не повторять. Сейчас мы знаем, что содержательное мышление не тавтологично, что воздействие предмета мышления на органы чувств может противоречить повторяемому определению, быть парадоксальным, вызывать «бегство от парадокса», изменение, модификацию повторяемого определения. Но все это было и в классической науке, она знала прообразы эйнштейновского «бегства от парадокса», только тогда интервенция многообразия и не тождественности казалась не столько физической констанцией, сколько философской. Она и была таковой, и в этом качестве шла от античной мысли, включившей многообразие, не тождественность и, в конце концов, небытие в картину мира.

Такое включение небытия как эвентуального пространственного предиката в определение атома было вопросом, который получил впоследствии ряд позитивных ответов. Подобным ответом было понятие поля у Фарадея: эвентуальное поведение частицы, отсутствующей в данной точке, рассматривается как нечто актуальное, как состояние некоторой уже пребывающей здесь среды. Подобным ответом был и принцип относительности: положение тела определяется не просто расстоянием, а пространственным расстоянием как проекцией мировой линии, т. е. эвентуального движения. Подобным же ответом — еще более сложным, парадоксальным и далеко ушедшим от заданного вопроса — была квантовая теория: эвентуальное пребывание частицы становится здесь вероятным пребыванием, с определенным значением вероятности пребывания для каждой точки. Интерпретация демокритова небытия как эвентуального бытия раскрывает эти историко-логические связи.

Разграничение бытия и небытия в атомистике Демокрита означает превращение бытия из связки («Буцефал есть лошадь») в бытие без указания предиката («Буцефал есть!»). Отсутствие частного предиката означает, что субъекту приписывается вхождение в наиболее общее физическое множество — объективный мир. Это множество — самое абстрактное и в то же время самое конкретное, оно обладает бесконечным богатством определений. Небытие, пустота позволяет разграничить отдельные элементы множества и охватить богатство его определений.