Прежде всего, родосская керамика, по сравнению с современной ей персидской, поражает нас своей изумительной красочностью, свидетельствующей о силе и жизнерадостности молодого, стоящего в апогее своего исторического бытия народа. В XVI веке турки-османы сделались владыками мусульманского мира и в том числе почти всех арабских областей. В 1453 г. пал Константинополь, а в 1517 году был отнят у мамелюков Египет. Закончив наступательный период своей истории, турки перешли к внутреннему государственному строительству и стали украшать свои города, главным образом, с таким трудом завоеванную и такой обильной кровью политую, новую столицу Константинополь, величественными мечетями, медрессами, тюрбами и дворцами. Одновременно, вполне естественно, появилось желание украсить и облагородить свой домашний быт. Результатом этого стремления явилась изумительная «родосская» керамика.
Красочная гамма так называемых родосских фаянсов слагается из синей, голубой, зеленой и красной красок в соединении с серовато-черным тоном для контуров. Особенно характерным является для них красный цвет, дающий такой своеобразный резкий контраст. Красная краска была вообще впервые введена в мусульманскую керамику турками. Упомянутые нами персидские фаянсы из Кермана, также расцвеченные красным, принадлежат более позднему времени XVII и XVIII веков и являются уже результатом обратного, турецкого влияния на персидскую керамику. Так как красная краска накладывалась довольно густым слоем и не соединялась с глазурью, то она довольно легко отскакивает. Фон остается обыкновенно белым, лишь изредка встречаются цветы, разбросанные по синему полю.
Самым характерным орнаментным украшением родосских фаянсов, снискавшим им мировую известность, являются упомянутые тюльпаны, гвоздика и гиацинты и менее характерная роза, встречающаяся и на персидских изделиях. Цветы эти, понятно, не единственные представители восточной флоры; на турецких фаянсах встречались также, но значительно реже, маленькие фиалки, лилии и другие представители царства цветов.
Иногда даже встречается, включенный в цветочный орнамент, тонкий «задумчивый» кипарис. Цветы трактованы не натуралистически, а всегда стилизованы, но с большим чувством природы. Никогда турецкий мастер-керамист не пытается придать им при помощи светотени пластическое впечатление. Даже на изразцах, покрывающих большие стенные пространства, рисунок всегда трактован в плоскостном стиле. Это вообще характерно для восточного искусства, никогда не отнимающего от стены ее назначения ограничить пространство, а у самого пространства его замкнутость — в противоположность европейскому художнику, который при помощи перспективных изображений любит углублять пространство.
Тюльпаны, гвоздики, гиацинты и розы разбросаны на родосских чашках и блюдах с изумительной легкостью и непринужденностью, свидетельствующих о свойственном исключительно восточным мастерам искусству «заполнять» пространство. Это то, что французы чрезвычайно удачно и почти не переводимо называют «jeu de fond» (игрой фона). Цветочная роспись выдержана за редким исключением в отвесном направлении, т. е., стебли исходят всегда из одного определенного пункта на краю блюда и тарелки, заполняя затем своими цветами и листьями всю поверхность предмета. Лишь в редких случаях цветы исходят из центра тарелки, имея лучеобразное направление. Особую, но незначительную и в количественном и качественном отношении, группу составляют фаянсы, на которых цветы распределены по чешуйчатому фону. Наряду с цветочными узорами довольно часто встречается заимствованный из Персии растительный орнамент: его характерной, чисто турецкой особенностью являются большие, в виде перьев, листья с зубчатыми краями, придающие всему рисунку какую-то совершенно особенную мягкость. К этим странным листьям принадлежит и цветок, напоминающий отчасти цвет репейника.
Самое скромное место на родосских фаянсах отведено арабеске, которая, однако, так «отуречена», что утеряла уже всякое сходство со своим прообразом. В качестве самостоятельного узора арабеска почти никогда не появляется, удовлетворяясь более скромной ролью заполнять маленькие остроконечные овалы, включенные в цветочный или стебельковый орнамент.
Человеческие и звериные фигуры встречаются лишь в виде исключения и то лишь в позднейшее время, ибо турки были сунниты, т. е. придерживались ортодоксального мусульманства и строго соблюдали предписание Корана, запрещающее изображать живые существа. Как раз в XVI веке чрезвычайно обострились отношения между правоверными суннитами-турками и вольнодумными шиитами-персами. Султан Селим зарезал даже, между прочим, 40000 шиитов, живших в подвластной ему Малой Азии. Вследствие этого возникла война между Турцией и Персией.
Что касается форм родосских фаянсов, то преобладают крупные блюда и тарелки, иногда с волнистыми краями. Типично турецкой формой являются замечательно красивые цилиндрические кружки с прямоугольными ручками, служившие в качестве ваз для цветов.
На одном изразце из Дамаска изображена такая кружка, наполненная цветами, и что особенно интересно как раз теми же цветами, из которых сплетен цветочный узор на поверхности самой кружки, т. е. гиацинтами, гвоздиками и тюльпанами. Из этого видно, как турки любили эти сорта цветов.
Фляги, бутыли и графины придерживаются форм, заимствованных из Персии, с довольно высоким горлышком. Сохранилось несколько фаянсовых ламп для мечетей, воспроизводящих формы, выработанные в стеклянной промышленности. И это вполне понятно и логично, так как естественным материалом для восточных ламп является стекло.
Родосские фаянсы очень быстро обратили на себя внимание в Западной Европе, где они нередко вставлялись в роскошные оправы, что свидетельствует о той ценности, которую им приписывали за границей. На лондонской выставке персидского фаянса в 1907 году были выставлены три, монтированные в серебро, родосские кружки. На оправе одной из них имелось клеймо немецкого мастера, а на оправе других двух — клеймо одного лондонского мастера 1592 года.
В лондонском Кенсингтонском музее имеется оправленная серебром кружка, с клеймом утрехтского золотых дел мастера конца XVI века. Особенно любопытен один монтированный бокал с надписью на оправе:
В Никее меня создавали,
В Саксонию, в Галле прислали
в 1582 году.
Эти оправленные в Европе турецкие фаянсы ценны и интересны, во-первых, как свидетели того впечатления, которое родосские фаянсы вызвали в Европе, и, во-вторых, с точки зрения датировки, ибо датированные родосские изделия крайне редки. Исключением является одна расписанная синим, зеленым и черным лампа из Иерусалима, помеченная 1549 годом и снабженная даже именем мастера — некоего Мустафы. Важным пособием при датировке турецких фаянсов являются стенные изразцы, так как время постройки большинства мечетей и тюрб приблизительно известно.
Расцвет родосской керамики относится к середине XVI века, т. е. ко времени правления Солимана Великого (1520-1566), которое является самой блестящей страницей в истории османов.
В XVII веке начинается упадок, объясняемый обыкновенно проникновением в турецкое искусство западного и в частности французского вкуса. Рисунок становится шаблонным и теряет постепенно свою силу и размах. Исчезает безупречная белизна фона, краски становятся расплывчатыми, а глазурь нечистой и полной мелких, маленьких трещин.
Свое название «родосский» фаянсы эти получили совершенно случайно. Музей Клюни в Париже приобрел большое собрание таких фаянсов, более 500 штук, на острове Родосе и объявил их в своем каталоге изделием персидских мастеров, плененных рыцарями иоаннитами и насильственно переселенных в город Линдос на острове Родосе. Эта трогательная легенда, ставшая вскоре очень популярной, подкреплялась еще ссылкой на одну тарелку в том же музее с изображением мужчины с длинным свитком в руках, содержащим жалобы Ибрагима на страдание плена. В настоящее время доказано, что это обычное для мусульманской мистики изображение Авраама, жаждущего освобождения из земного плена; к тому же сама тарелка оказалась поздним произведением XVII века.
Лучшим опровержением родосской теории являются одновременные поливные изразцы, которые обнаруживают с родосскими фаянсами и в техническом и орнаментальном отношениях такое близкое родство, что предположение об общих местах производства, как для тех, так и для других становится неопровержимым. Изразцы же как раз на Родосе не были найдены, а встречаются всюду, где только проявилась страсть османов к строительству. Да и помимо всех этих соображений совершенно немыслимо ограничивать такое богатое производство одним лишь местом изготовления.
Несмотря на всю несостоятельность этого термина, представляется все же желательным его сохранить, во-первых, он как-никак уже приобрел права гражданства, и во-вторых, у нас нет пока другого, более соответствующего, более охватывающего эту группу фаянсов названия.