Средневековые тексты

Выделив вопрос о надписях в новое время, с одной стороны, а с другой, в древности, мы находим правильным дать здесь хотя бы самые общие представления об эпиграфике средневековой. Она не заслужила выделения в особую науку, быть может потому, что занимала во всех отношениях срединное положение между античной и новой и оказалась в тени своей слишком блестящей старшей соседки. И, однако, не имея для своей эпохи — сравнительно с рукописными текстами — такого значения, как античные inscriptiones, каменные средневековые тексты представляют известное своеобразие и не дублируют только, — в качестве ли оригиналов или списков, — «палеографических» и тем меньше, конечно, печатных текстов эпохи.

Их изучение только начиналось. Впервые исторический конгресс, собравшийся в 1903 г. в Париже, в данной им местным обществам программе археологического изучения Франции, настойчиво рекомендует списывание, срисовывание и фотографирование ее надписей, — работа, в результате которой уже появились ценные труды по изучению французских надписей V—XVIII вв. Аналогичная работа начиналась и в других странах. Следующие предметы и области представляют в ней особенный интерес.

Надписи на гробницах, в особенности ранних христианских, по содержанию и технике, являются прямым продолжением эпиграфики подземных христианских некрополей: римских катакомб и подземных кладбищ французских (южных, большею частью) городов. Если с внутренней стороны в них отразился мир ранних христианских представлений, то в форме их начертаний, в способах привычных сокращений обнаруживается любопытная борьба между типично-монументальными формами букв (и абревиатур) и начертаниями, уже слагающимися под влиянием «мягких» линий пергаменного письма. Средневековому эпиграфисту, счерчивающему могильные надписи с порталов, гробниц, стел, со стоячих памятников, камней, с церковных стен и церковных плит, под которыми погребены мертвые, также приходится наблюдать, как, чем дальше, тем заметнее резец и молоток подчиняются форме рукописной буквы, чтобы, наконец, подражать форме буквы печатной.

Литые надписи на колоколах, с их богатыми содержанием девизами, дают очень интересные формы монументального, но также и смешанного письма.

Надписи на домах, щитах и гербах, подписи к фрескам выводятся кистью и подражают рукописному стилю.

То же можно сказать о гравированных надписях на талисманах, печатях, медалях, кольцах и запястьях, на коронах и сосудах, о вышитых золотом и шелками изречениях знамен, хоругвей и одежд, выжженных надписях готических окон и стеклянной посуды.

Это наблюдение в особенности относится к свинцовым пластинкам, во множестве находимым в гробницах средневековья, как и классической древности, и покрытых не только в унциале, но и прямо в курсиве молитвами, псалмами, заклинаниями против злых духов, иногда с простым обозначением имени погребенного. Оттон Фрейзингенский упоминает о подобной пластинке положенной в гробницу императора Лотара Саксонского.

Пластинки, находимые в гробницах с реликвиями, в огромном числе случаев, однако, не современны погребению, и в этом смысле вводят в заблуждение. Письмо большинства этих свинцовых заклинаний и молитв — обычное рукописное письмо своего века и совершенно лишено монументального характера „надписей\».

Весь этот говорящий мир средневековых inscriptioncs,— столь любопытный для историка по своему содержанию, — для палеографа свидетельствует об одном: что, за немногими исключениями, человек, державший кисть, молоток, резец или иглу, давно подчинился человеку, державшему в руке перо, и шел за ним в форме, как и содержании.

Но если, нанося текст на камень и металл, гравер VI—XIII вв. большею частью не искал новых, сравнительно с рукописными, алфавитных образов, и, палеографически и технически, акт не являлся творческим, то и значение его в атмосфере жизни феодального общества было существенно иным, сравнительно с демократической античностью. Подобно своему предшественнику, конечно, и средневековый человек стремился все значительное вверять твердому материалу, чтобы иметь возможность ссылаться на каменные и металлические тексты. Зная непрочность своих папирусных и пергаменных архивов, он подчас вырезал и гравировал не только исторически памятные, сакральные и литургические тексты, но и документы: акты юридического характера. Но, не говоря уже о редкости таких памятников, далеко не тем, что в древности, была средневековая надпись по всему своему смыслу и окружению. Если исключить надгробные надписи, то собственно очень долго только барон, светский и духовный, имел право и основание вещать — в надписи — безгласной аудитории, с высоты, большею частью, церковной паперти, со створок порталов, единственного места, где можно было рассчитывать найти публику.

История средневековых дарений, привилегий и договоров дает несколько любопытных примеров такого закрепления. Они особенно характерны для эпохи неустойчивого быта IX—XII вв., когда архив особенно часто подвергался опасности пожара и разграбления, и для таких отношений, в которые вовлечены целые группы или многие поколения лиц, не могущих рассчитывать на копию для каждого заинтересованного лица. Дарственная запись Пипина Короткого Сен-жерменскому аббатству на землю Палезо высечена на мраморном цилиндре под знаком якоря с крестом. Бронзовая «хартия», выгравированная в конце XI в. на левом столбе главного портала орлеанской церкви св. креста от имени епископа орлеанского Иоанна, дает свободу рабу Летберту, teste hac sancta ecclesia. В городе Блуа трое входных ворот несли на своих бронзовых створках договор графа Этьена и его супруги Адели с горожанами Блуа, обязывавшимися обнести стеной замок и за то получившими в свою пользу винный сбор. В конце XI в. монтекассинский аббат Дезидерий велел вырезать на бронзовых дверях обители перечень ее имущества, а буквы заполнить серебром. Мотивы тех, кто находил полезным воплощать в бронзу и мрамор свои обещания, договоры и права, высказаны в торжественном вступлении к привилегии, которую в 1119 г. даровал император Генрих V шпейерцам, повелев выгравировать ее на главном портале собора: «Привилегия та, воплощенная в прочном материале, — да пребудет; отлитая в письменах золотых, — да красуется; утвержденная приложением нашего образа, — да воспримет силу; выставлена на фронтоне храма,— да возвестится всем».

Характер публичных надписей в текстах средневековья начинает изменяться и число их множиться с расцветом городской жизни и отношений, характеризуемых большей свободой и общественной инициативой.